Интервью с куратором программы резиденций «Арт-Оврага» в Выксе

В городе Выкса, где в этом году в седьмой раз пройдет фестиваль «Арт-Овраг», запускается программа резиденций для художников, которыми руководит Алиса Багдонайте. Валерий Леденёв поговорил с куратором проекта о ее опыте работы в Москве и Владивостоке, первых авторах, которые приедут в Выксу, резиденции как инструменте видения города и о том, почему важно опираться на потребности художника, встраивая проект в новую среду.

— Расскажи о проекте резиденции в Выксе: как он возник и как будет развиваться?
— В Выксе много лет проходит фестиваль «Арт-Овраг», в котором я уже принимала участие, когда работала в Музее архитектуры им. А.В. Щусева и привозила на фестиваль выставку «XVI Всероссийская промышленная и художественная выставка 1896 года в Нижнем Новгороде». Фестиваль, как мне тогда показалось, был нацелен во многом на развлечение публики, и с нашей программой мы в него абсолютно не вписались. В этом году у фестиваля появились новые кураторы — Юлия Бычкова и Антон Кочуркин, которые по-новому осмыслили содержание проекта и его роль для города. Теперь это комплексная работа, направленная на развитие Выксы, с участием специалистов в области урбанистики, малого бизнеса, культурологов. Они предложили мне поучаствовать в стратегической сессии, посвященной сценариям развития региона, и в своем выступлении я рассказывала про резиденции. Моя презентация понравилась, и проект включили в список структурных изменений города через культуру.
Резиденция может стать эффективным инструментом видения и развития города. Художник видит многие вещи первым. Многое кажется нам очевидным, обыденным, лежащим на поверхности, но важно бывает взглянуть на ситуацию по-иному. Именно это помогает городу и обществу производить изменения к лучшему: ведь нельзя ничего изменить, если не можешь это вообразить. За воображение как раз отвечает художник.
Конечно же, это вопрос, насколько подобный проект может успешно функционировать в таком маленьком городе, как Выкса. В отличие от того же Владивостока, здесь нет приключенческого задора из серии, что если не поедешь в резиденцию, то уже никогда город не посетишь. Но в Выксе возможен особенный ракурс. Теперь это место — одно из немногих в России, где есть предложение резиденции для профессиональных художников. На мой взгляд, потребность в резиденциях и других институтах поддержки художников очень велика, и пока она существует, подобные проекты должны возникать. Художник вообще должен иметь возможность поехать куда хочет и делать там что захочет. И здорово, что Выкса настроилась именно на эту потребность и попытается ее реализовать.

— Ты работала в крупных московских институциях, затем стала куратором центра современного искусства «Заря» во Владивостоке, а теперь делаешь проект в сравнительно небольшом моногороде. В чем ты как куратор видишь разницу в работе со столь различными средами?
— В крупных музеях федерального уровня всегда есть материал, уже собранный и систематизированный, от которого можно отталкиваться. В Москве, кстати, я не работала с резиденциями, только с художниками. И было бы неплохо, чтобы и в столице возникло пространство, куда авторы из России и разных стран приезжали бы на регулярной основе (такие площадки в столице есть. — Ред.).
«Заря» во Владивостоке была институцией новой, без пыли, без истории и лишнего багажа, который нужно было на себе тащить. Мы могли ставить себе новые задачи и фокусироваться на них. Выксу и Владивосток объединяет тот факт, что в обоих случаях можно говорить о месте со своей историей. А резиденция всегда привязана именно к месту. Другой вопрос, что одна территория предлагает богатую почву для работы, а в других местах ее необходимо возделывать.
Не все художники должны и тем более умеют делать site-specific проекты, ориентированные на историю места. Автор может работать автономно от территории, на которой оказался. Развивать проект, который хотел бы осуществить независимо от площадки. Наш первый сезон в резиденции мы запускаем именно с такими художниками.

— Расскажешь о них?
— Первыми к нам приедут художник, скульптор, основатель Воронежского центра современного искусства Иван Горшков, а также художники Виктория Бегальская и Александр Вилкин, работающие в паре. 14 мая откроется первая резидентская выставка Ивана Горшкова, а 3 июня — «выпускной» проект Вилкина и Бегальской.

— Как отбираются проекты и кто рассматривает заявки?
— Мы не объявляли набор, его мы запустим только осенью. Для начала мы хотели сделать несколько условно «надежных» проектов, чтобы понять, какой мы хотим видеть резиденцию, каковы будут критерии отбора, и узнать, кто хотел бы к нам приехать. Мы не определились до конца, на какие смежные территории — музыка или театр — мы могли бы заступать, хотя, говоря о современном искусстве в Выксе, мы трактуем его границы максимально широко. Перед нами стоит задача наладить инфраструктуру, и на данном этапе нам важен художник-союзник, который, решая собственные задачи, одновременно готов помочь нам стартовать. Возможно, такой прием покажется «нечестным», но без этого начать было бы сложнее.
Я не считаю, что резиденции должны быть автономным проектом, работающим по одному стандарту в любой точке земли. Напротив, я рассчитываю, что в какой-то момент они органично встроятся в жизнь города и повлияют на сам фестиваль «Арт-Овраг». Возможно, имело бы смысл поработать с тематическими open call'ами вокруг определенных тем. Надеюсь, после первого заезда в конце лета мы сможем говорить о конкретной стратегии, которую объявим открыто.

— Получается, что и сроки существования резиденций пока невозможно озвучить? Насколько долгосрочным планируется проект?
— Сейчас мы планируем, что проект будет долгосрочным, срок пребывания резидента тоже объявлен — от трех до шести недель. От результатов, которые мы получим в первом сезоне, будет зависеть, как часто будут проходить наборы заявок, будут ли они открытыми или сфокусированными на каких-то отдельных задачах, будут ли больше ориентированы на исследования или производство. Пока ничто не предвещает того, что срок существования резиденции как-то ограничен. Благотворительный фонд «ОМК-Участие» (Объединенная металлургическая компания (ОМК) — градообразующее предприятие в Выксе, которое с 2011 года проводит фестиваль «Арт-Овраг». — Ред.) решительно пошел на инвестиции: передал в пользование «Арт-Оврагу» здание, сделал ремонт, закупил мебель и выделил первое финансирование. Кроме денег это большие административные усилия. Но теперь нам важно заинтересовать инвесторов и вовлечь их в проект. Не в административно-хозяйственном, но в творческом смысле. Чтобы резиденции для художников были автономной единицей города и платформой для эксперимента, за работой которой интересно следить. Которая что-то значит для города и людей.
Насколько я понимаю, фестиваль «Арт-Овраг» перестает быть недельным событием и становится пульсом, которым город живет на протяжении года, включая не только выставки, но и образовательные и просветительские проекты. И вот теперь — резиденции для художников. Как раз они и должны давать новые вибрации, новую кровь. Не исключаю, что в какой-то момент резидентам может быть передана флагманская роль на фестивале.
У Выксы есть одно преимущество, отличающее ее от других подобных ей мест: здесь функционирует музей, принадлежащий заводу. У него прекрасное здание, и он готов собирать вещи, сделанные современными художниками. То есть фактически создать внутри себя департамент современного искусства.

— И сделать экспозицию работ художников-резидентов?
— Это пока обсуждается. Первостепенная задача — организация хранения, доступного для выдачи работ. И для художников это прекрасно, ведь по сути для этого резиденция и делается — чтобы собрать работы. В «Заре», например, мы собираем не только сами работы, но и архив их документации: фотографии, чертежи. Если художник работает с местом, развивает отдельный сюжет или историю, рассказывающую нечто важное, то по завершении резиденции все это не должно утечь с водой в Мировой океан и забыться.

— Нынешний «Арт-Овраг» будет седьмым по счету. Как тебе кажется, оставил ли фестиваль определенный след или культурный багаж в городе?
— Мне сложно оценивать. Я была на фестивале всего один раз и помню, что мне многое понравилось и одновременно с его программой возникало множество проблем. В проекте участвовал художник Джон Пауэрс, утверждавший, что «Звездные войны» опираются на историю русского авангарда. Он делал деревянный объект в городе, и помогали ему местные ребята, с энтузиазмом взявшиеся за дело. По-английски не говорил из них никто, общаться они могли лишь на пальцах, и художник не смог передать им опыт и заинтересовать работой. Когда он уехал, объект благополучно сожгли. Качественного сцепления не произошло, этого добиться сложно. Сотрудники фонда, который проектом занимается, вообще большие молодцы, потому что не боятся пробовать разные стратегии и форматы.

— Если вернуться к центру «Заря»: опыт организации резиденций во Владивостоке чем-то поможет тебе в Выксе?
— Во Владивостоке я поначалу столкнулась со сложностями. Вокруг все утверждали, что городу не нужно современное искусство, тем более с куратором из Москвы. На первом интервью для местного издания меня так и спросили: почему московский куратор, а не местный специалист?
Проблема в том, что такой фигуры, как куратор, во Владивостоке не было за редкими исключениями (и они курируют скорее сцену в целом, чем конкретные выставки). В городе проходит множество выставок, персональных и групповых, там есть прекрасные экспозиционеры, открываются школы современного искусства вроде ВШСИ. Но профессия куратора только начинает появляться.
Я довольно быстро поняла, что надо не тащить во Владивосток московские выставки, а превратить его в площадку, где работали бы лучшие художники и кураторы (неважно, откуда они при этом). А также изучать локальный контекст. Это непросто, если ты не родом из этих мест. И резиденция стала методом решения поставленной задачи. Художник видит первым. Я вижу последней. Я зритель, но очень благодарный, способный реагировать на увиденное и учитывать полученный материал в дальнейшей работе. Ну и, конечно, у меня есть бóльшая потребность в реальности, сгенерированной художником, чем в реальной реальности.
У нас прошла выставка «Край бунтарей. Современное искусство Владивостока. 1960—2010-е». Мы задумали ее еще до того, как решили, что будем на ней показывать, и до того, как узнали, какой потрясающий материал для нее уже существует.
Обратившись к местному контексту, мы смогли привлечь к работе художников, которые раньше не приходили в «Зарю». Им казалось, что для них здесь ничего нет и речь здесь о других художниках и другом искусстве, что «Заря» ничего не может им дать. Благодаря «Заре» вышла публикация об искусстве Владивостока, про художников написали специалисты, привели в порядок их биографии. Сама выставка съездила в Петербург, у художников появилась широкая аудитория. Художники осознали, что ЦСИ — не колониальная экспансия чуждых ценностей и не летающая тарелка, прилетевшая из ниоткуда и вещающая на непонятном языке, а полезная и в общем-то открытая к диалогу институция.
С другой стороны, от нас ожидают мегасобытий, и их не всегда получается организовать, если мы говорим об исследовании по гамбургскому счету и честно рассказываем о том, что увидели.
У Миши Заиканова был проект, посвященный истории его семьи. В нем рассказывалось о городе в Приморье, которого больше не существует. Сохранилась фотография его родственника, снятая в военной части после тайфуна. Среди работ был лист бумаги с названиями заброшенных населенных пунктов, таких же, как этот город. Они сложились вокруг военных баз (или, возможно, лагерных поселений?). Но сегодня люди уехали, жизнь в них остановилась, поселений больше не существует. Это документальный, очень зрелищный проект, но не аттракцион. В своей истории художник выявляет исчезнувшее прошлое, сводит факты, и они, всплывая на поверхность, поражают нас.
Все эти примеры отвечают на вопрос о методах, на которые, я надеюсь, удастся опереться и в Выксе. Наращивание новых смыслов, профессионально интересное место действия, открытость местному сообществу.

— Проект Заиканова — это эффект того, что художник «видит первым»?
— Да, и только один из эффектов. Я говорила об умирании, но есть умирание иного рода. «Заря» изначально была швейной фабрикой. На работу сюда ходили тысячи человек — по большей части женщины. Вокруг фабрики сложился жилой район «Заря», промышленный с девятиэтажными домами, в нем не было ни музеев, ни церквей. У работниц фабрики была насыщенная жизнь, творческие вечера с костюмами и невероятными представлениями. Хроники и альбомы с фотографиями сохранились и находятся в нашем архиве.
К нам приезжала Наташа Першина (Глюкля), которая работала с этим материалом, продолжая свой давний проект «Музей утопической одежды». Женщинам она предложила отдать их платья, сшитые на фабрике, и взамен получить символический подарок. Мы извлекли на свет архивы, нашли платья, пригласили людей, узнали их истории, многие из которых оказались очень интересными. Но потом мы ни разу не встречали этих женщин в «Заре». Они не приходят на бывшую фабрику, их повседневные маршруты просто этого не предусматривают. Для многих проект оказался болезненным: люди обижены на российские власти, обанкротившие фабрику. Они любили свою работу, и замена промышленности искусством не означает для них ничего. С нами они сотрудничали поначалу не очень охотно, потом втянулись, но в реальности мы потеряли этих людей, как бы ни старались вернуть их в другом качестве: приглашая на выставки, открывая детские мастерские для их внуков или проводя фестиваль фильмов для людей старшего возраста. В общем, это было маленькое поражение на поле боя со сложившейся конъюнктурой.
Именно поэтому мы не заявляем программу в Выксе сразу. Мы ничего не знаем о потенциальной аудитории. И нас наверняка ожидают ситуации, когда придется принимать одни идеи и отметать другие. Этот опыт важно проанализировать и воспользоваться им в хорошем смысле. Создать не конфликт, но взаимовыгодную ситуацию, которая была бы развернута, в первую очередь, к потребностям художника. Если опираться на художника, все сразу становится намного лучше.